Версия для слабовидящих Последний номер: 21 Марта 2024 года
16+
газета республики Коми

Мое босоногое детство

0 2259 Старшее поколение

Домашние обрадовались, что так удачно сплавали. Разделили нашу часть пополам, Михаил Васильевич свою половину отдал своим родителям, взяв себе небольшое количество, которое отвез жене - детей у него еще не было. Кроме того, он отдал мне зайца. Вот уж была незадача - снимать шкурку весеннего зайца. Провозился дольше, чем мы разделывали тушу лося.

Зашли к Мось Й=г=р Яку, поинтересовались, где он ставил петли на лосей.

- Что Вы! Бог с вами. Какие петли? - начал оправдываться Яков. - Я этим давно не занимаюсь.

- Ну, ладно, не ставил и хорошо. Мы, пожалуй, сходим к Василию Софроновичу (Спр=н Вась), видно, это в его петлю попал лось.

Только после этого он начал юлить и сказал, что он подумал, что мы могли на него донести в милицию, что он испугался. Рассказал про все пять петель, которые поставил. При этом сообщил, что четыре петли снял, а вот до пятой не дошел, приболел, а идти надо верст пятнадцать. Эта петля принадлежала ему. Мы сказали ему, что случайно вышли на его петлю с лосем.

- Наверно, лось давно сгнил или его съел медведь, - ответил он. - Не угадал. Лось, видно, попал совсем недавно, - сказал Михаил Васильевич.

- Ну, ты и жук. Может еще где-то болтается твоя прошлогодняя петля? Вспомни и убери, пока не попался.

- Да нет, не ставил больше. А, что? Тушу так и оставили там?

- Нет. Мы взяли заднюю половину. Тебе оставили остальное, утопили в реке. Там, знаешь, поваленное дерево.

- Его повалило в прошлый год бурей.

- Мы привязали к нему.

- Спасибо, Михаил Васильевич, Заходи в дом. Гостем будешь.

В дом мы не зашли. Он рассыпался в благодарностях. Как потом говорили его соседи, уплыл сразу же после нашего посещения.

На лето мы были обеспечены мясом.

Сенокосная страда

В июле меня включили в сенокосную бригаду. Бригада уплыла вверх по реке на 15 верст от деревни. Лошадей пригнали по лесным тропам с большими трудностями, по пути преодолевая топи и болотные ручьи, вязкие берега. Инвентарь сенокосный (конные косилки) везли на лодках.

На месте имелась лесная избушка, но все спали в палатках своего изготовления (в=н): они были высотой менее одного метра, внутри перемещались на четвереньках, помещались до четырех-пяти человек. В конце недели, как обычно, принимали баню - по-черному топили лесную избушку. В баню шли все вместе: бабы, девки, мальчики и мужики. Бабы старались погладить стесняющихся юношей: стоял визг и хохот. Кое-как помыв и ополоснув головы, мы вынуждены были оставить баню, прыгать в реку и там поплавать, что так же оставляло неизгладимое впечатление. На таком уровне заканчивалась для юношей баня в лесу.

Взрослые парились и мылись подолгу, как в своей бане, распаренные кидались в реку, поплавав, снова заходили в баню, распаривая кости и кожу от укусов комаров и гнуса, миллионами желавших нас жалить своими иглами.

Меня назначили помощником к деду Андрею (Лев Сем +нь). Нашей обязанностью было обеспечить бригаду рыбой. Из еды мы были обеспечены немного ржаной мукой, солью и всем, что можно было добыть в лесу.

Мы с дедом вставали вместе со всеми: все шли на покос по росе, а мы садились в лодку, кидали по блесне на тонкой бечеве и тащили их по глубоким местам. До завтрака успевали приплывать к стану с двумя-тремя щуками весом от полутора до двух с половиной килограммов. Они сразу шли на завтрак бригаде.

Пару раз попадались щуки длиной до одного метра. С такими нам приходилось возиться долго, мы приставали к пологому берегу, слезали с лодки и вытаскивали их на песчаный берег. Несколько попыток поднять таких щук в лодку у нас провалились: щуки, не достигнув рылом до уровня кромки лодки, под своим весом срывались с крючьев и благополучно уходили от незадачливых рыбаков. Во избежание подобных срывов мы больше глупостей не повторяли, и рыба всегда была нашей на берегу.

И к обеду, и к ужину мы привозили в достаточном количестве крупную рыбу, что даже имели возможность подсаливать и есть в соленом виде, что не очень поощрялось бригадиром - некоторые, после принятия соленой рыбы пили много речной воды.

Бригадир Алексей Павлович, прошагавший всю войну, завершив её в Берлине, остерегался появления слабости в кишечниках.

Рыбацкое счастье

Обычно блесны мы старались кидать сразу, как только отплывали от берега. На нос лодки с двумя веслами садился я, на корму - дед Андрей. Сначала он кидал блесну, брал бечеву в зубы и позволял кидать мне. За это время я прекращал грести, а двухстороннее весло брал дед. Я распускал свою блесну, также бечеву клал в зубы и начинал медленно грести. Если рыба попадалась первой на мою блесну, он продолжал грести, как бы ничего не случилось. Я прекращал грести, начинал вытаскивать бечеву в лодку и аккуратно складывать на дно так, чтобы можно было сразу кидать блесну. Щук наловчился бросать в лодку очень оригинально и легко: подтягивал рыбу к лодке спокойно, равномерным темпом, рыба подчинялась такому движению, не увеличивая натяжения. Я поднимал голову рыбы чуть выше кромки лодки и резко, одновременно помогая правой рукой (левой держал бечеву), наклонял ее через борт на дно лодки. Она старалась выпрыгнуть из лодки, мне приходилось мгновенно хватать рыбу за голову, около жабер, а второй рукой - у спинного плавника и ломать позвонок у основания головы. Рыба успокаивалась, дед смотрел на мою возню, но ничего не говорил, только причмокивал губами.

Если рыба попадалась на его блесну, он приказывал немедленно вытаскивать мою снасть во избежание скручивания бечевок, что приходилось мне делать мгновенно, и если рыба была около двух килограммов и выше, я обязан был лодку подвести к пологому берегу - дед таких щук не смел вытаскивать в лодку - такие рыбины у деда срывались. На обратном ходу, после удачной рыбалки, дед начинал петь вполголоса:

Чудный месяц плывет над рекою,

Все в объятьях ночной тишины.

Я сижу и любуюсь тобою,

Здесь с тобой, дорогая моя.

Ничего мне на свете не надо,

Только видеть тебя, милый мой,

Только видеть тебя бесконечно,

Любоваться твоей красотой.

Песни хватало на долгий путь. Когда он пел, блесну не кидал - он весь был занят песней. Я продолжал тянуть блесну. Случались курьезы: когда блесну хватала рыба, тогда дед дергался, с очень огорченным видом говорил: «Как не кстати, но бог милостив, надо ее вытащить - это нам подарок, божий дар». Как только рыба оказывалась в лодке, дед начинал петь по новой и удовлетворенный песней, уловом и еще чем-то, ему одному известному, заканчивал песню:

А, ты подлый, другую ласкаешь,

И смеешься, тиран, надо мной.

Нам теперь уж с тобой не сойтися,

Верно, так уж угодно судьбе.

Белый камень лежит одиноко,

Точно сторож могилы моей.

Отчего не проснешься ты снова,

Тот цветок ароматных полей?

Пел он вполголоса, я разбирал только отдельные слова, в деревне эту песню деда не пели. Он ее привез с первой мировой войны. Песня была долгая.

Через пару недель на рыбу уже не мог смотреть без содрогания, организм протестовал принимать ее. Смотрел на людей: они ели рыбу с удовольствием, а я только принимал немного в соленом виде, больше пил чай с сухарями. Видя такое дело, бригадир затребовал моей замены у руководства колхоза. Замена прибыла в образе мамы, и меня оказией отправили в деревню. Мне было не очень удобно оставлять дружную бригаду, просто жаль расставаться. Но что поделаешь? В первую очередь на таких страдных работах нужны люди крепкие духом, а я с удовольствием ел бы постную пищу, находя ее безмерно вкусной. Рыбное отвержение прошло очень быстро, и вскоре рыбу стал есть, как ни в чем не бывало.

Рыбацкое счастье деду Андрею изменило, его дисквалифицировали, говоря современным языком, его блесна зацепила корягу и оборвалась. Попытки вытащить блесну не увенчались успехом, запасную блесну по каким-то рыбным понятиям рыба отвергала. Создали новую пару, которая стала ловить сетью, но рыба была разношерстная: мелкая, костлявая, сухая и нежирная.

Бригада сено на этом участке поставила, переместившись вниз по реке, на пять верст ближе к деревне. По окончании сенокосной страды, уже где-то в августе, некоторые из бригады сокрушались, что с моим отъездом им больше не пришлось есть такую вкусную рыбу, что бог наказал их за несправедливость по отношению ко мне. Вот так, во всем наши старшие видели божью руку, исправляющую несправедливость.

На следующее лето меня снова послали на сенокос, верст пять выше от прошлогоднего участка. Рыбной ловлей на этот раз не занимался. На косилке, запряженной лошадью, косили сено на открытых площадях, у крутых берегов, кустарников косили вручную. По утрам косили траву по росе, после обеда сухое сено граблями собирали в копны и, не прекращая работы, метали в стога.

Меня, как наиболее легкого (с бараньим весом) и проворного, обычно ставили на стога. В мои обязанности входило ногами снимать поднятое сено с вил, распределить его по поверхности стога и, растаптывая, уплотнять стог, что я делал с охотой и радостью.

Внезапно по ногам потекла горячая струя, поднял штанину правой ноги и увидел струю красной, с темным оттенком крови. От испуга потерял голос, показывая внизу стоящим пораненную ногу, просил снять меня со стога. Внизу испугались, очень быстро приставили к стогу шест от длинных вил, по которым я спустился на землю. Собрались все вокруг меня, стали охать и ахать, не растерялась только одна Марья. Она притащила бутылку самогона, припасенную отметить завершение страдных работ, обработала поверхность ноги вокруг раны, сделала перевязку тряпкой, порванной из предложенной кем-то рубашки. Подававший сено Педь Вань только приговаривал: «Как же это? Как же могло случиться? Я же очень аккуратно подавал».

- Да уж - аккуратно, - вмешалась Аня.- Меня вчера тоже чуть не пырнул. Ты после подачи еще делаешь резкий толчок, когда я уже ногами поддерживаю сено.

Так Педь Вань получил практический инструктаж по безопасным приемам работы.

Рана переболела несколько дней, затем незаметно зарубцевалась, оставив круглый след входа вилы, и все забыли о случившемся. Мы все продолжали работать как ни в чем не бывало. Пища на этот раз была скудной: бригада из двух ребят не умела добывать хорошей рыбы, и, сильно рассердившись, бригадир послал меня с девушкой потаскать блесну.

Я согласился с большим удовольствием, помня прошлогоднюю ловлю рыбы с дедом Андреем. Ане дали чью-то снасть - блесну на относительно толстой бечеве. Я своей удачной блесной не расставался, дома часто выходил на лодке на реку и никогда не возвращался без пары-тройки хороших щук, крупного окуня или язя.

ОЛЕНИНА НА ОБЕД

Все мальчики, находившиеся на страде, имели ружья с боезапасом, и я в том числе, поэтому на этот раз, приладил ружье в лодке так, чтобы его при первой необходимости можно было использовать незамедлительно. Аня села на носу лодки с двумя веслами, я - на корме управляющим. Очень скоро в лодке уже лежали две хорошие щуки весом по два-три килограмма.

Внезапно выплывая из поворота, увидел посредине реки ветвистые рога: это здоровый олень, самец, переплывал реку. Не долго думая, не говоря ни слова, схватил ружье и выстрелил.

Аня даже не успела понять, что случилось. Она испугалась достаточно сильно, сидела и ждала моих объяснений. Когда я сказал, что мы уложили хорошего оленя, она обрадовалась и мы с ней быстренько, как только позволяло течение реки, привязали его за рога, буксиром, как плот, притащили к стану.

Сколько радости было на лицах людей при виде оленьей туши, что даже нам стало неловко. Мы были обеспечены добротной едой до конца сенокосной страды. Оленина повысила нашу работоспособность, на обед и ужин спешили с радостью, предвкушая получить определенное удовольствие от еды, как благодарность за тяжелый труд на заготовке сена.

В период сенокоса еще не успевали поспевать грибы и ягоды, а пища была довольно скудной, работа же требовала много физических сил и энергии, мы все истощали в прямом смысле этого слова. Особенно чувствительно изматывались мы, малолетки и, олень, посланный всевышним, оказался очень кстати.

Морис ВУРДОВ.



ПОХОЖИЕ МАТЕРИАЛЫ
Выборы