Мое босоногое детство

Урок не пропал даром

  Бабушка получала пособие за погибшего на фронте сына Ивана в размере 280 рублей. Деньги обычно получал на почте я и приносил домой в целости и сохранности.

  Мой друг Гена-трехпалый проучился год, затем категорически отказался посещать школу: он чувствовал себя не в своей тарелке вследствие своих уродливых рук, и никакие уговоры не могли воздействовать на его решение. Его мать получила извещение с фронта «о геройской смерти» мужа на Калининском фронте. (Мой сын в 2002 году по интернету нашел место захоронения его отца - Вурдова Андрея Егоровича. Как жаль, что это случилось тогда, когда из их рода не осталось в живых никого). Он получил пособие за отца и приобрел в магазине только что поступивший ученический портфель. Мне так же захотелось иметь такой портфель, но таких денег (25 рублей) я не имел, поэтому червь зависти не давал мне покоя ни днем, ни ночью.

  Придя со школы, обнаружил в проёме двери крыльца извещение на денежный перевод. Это были деньги бабушке, возмещаемые государством за погибшего сына Ивана. Получив деньги на почте, я бегом отправился в универмаг, уплатил деньги и получил портфель на руки. Радость сменилась тревогой: как я отчитаюсь за незаконно потраченные деньги. Ничего лучшего не придумав, решил скрыть получение денег, чем еще больше усугубил свое положение.

  Бабушка сетовала, что долго не приходит перевод, хотя время прихода перевода уже прошло. Она не могла даже подумать, что я способен на такое подленькое дело. Сходила на почту и выяснила, что деньги получил ее любимый внук, который на переводном документе поставил свою роспись. Придя домой, она не сказала ни слова и вызвала мать. Мать выслушала результат бабушкиного расследования, потребовала немедленно вернуть оставшиеся деньги, которые я не успел еще потратить, и вожжами, чтобы было доходчивее, начала растолковывать по спине, что если тебе что-то нужно, то требуется спросить разрешения. Снова, уже который раз, получил урок: не твое - не прикасайся своими нечистоплотными руками, проходи мимо. Кто оставил, тот придет и возьмет. Урок не пропал даром.

ТАНКИСТ Паня

  Тетя Таня стала жить отдельно в своем доме с сыном - муж погиб в войну. Пришедший после войны танкист Паня сделал ей предложение, и она вышла за него замуж. Она продала свой дом и приобрела рядом с бабушкой пустующий дом - последний отпрыск (владелец дома) скончался от туберкулёза. Чтобы сэкономить на дровах, вторую зиму решили жить вместе, к тому же Таня была на сносях, ждала ребенка.

  Я пристрастился курить. Курили самые дешевые папиросы «Ракета», которые продавались в сельском магазине. Паня предпочитал курить сигареты «Север»: на этикетке которой был белый медведь во льдах. В магазин, как обычно, ходил я, кроме хлеба и чая, покупал пачку сигарет «Север». На ходу, пока шел домой, булавкой очень аккуратно открывал уголок сигаретной коробки и вытаскивал одну сигаретку. Зять Паня не догадывался или делал вид, что не догадывается, но никогда не предъявлял претензий к упаковочному фабричному автомату.

  Он завершил войну в Венгрии, на Балатоне. Сражение на Балатоне вспоминал особенно отчётливо, где они встретились с отборными немецкими войсками «СС», с танками «тигр» и самоходными орудиями «фердинанд» (до его повествования полагал, что «фердинанд» тоже танк). Уже в конце сражения чудом сумели в последний раз выбраться из горящего танка. Имел довольно много наград, несколько раз горел в танке, но остался жив и невредим. Он чем-то напоминал солдата Василия Теркина из поэмы Твардовского, был шустрым, не лез за словом в карман. Удивлялся, как это я не умею по лицу человека определить его возраст. Мне все люди, кроме старых и убогих, казались одного возраста.

  Летом приехал к нам в деревню, и за день вырубил из бревна водосток на крышу дома бескорыстно. Все мужчины, вернувшиеся с войны, употребляли спиртное, говоря, что она, горькая, спасала им жизнь на войне. В этом вопросе Паня не отставал от других: после употребления спиртного (самогона), он становился беспокойным, не давал спать окружающим, всё говорил и говорил своим резким голосом: то вспоминая эпизоды боев, то обиды на тех, кто когда-либо его чем-то обидел.

  Таня родила ему пятерых детей: трех мальчиков и двух девочек, в воспитании которых активное участие принимала бабушка. Работал он от зари до зари, не ощущая усталости, про таких обычно говорят - двужильный. К людям, слабых духом, именно слабых духом, а не слабых физически, он относился презрительно, говоря: «сачок». Он построил новый дом на высоком месте, недалеко от церкви.

  Старые два дома (бабушкин и свой) стояли непосредственно у реки, только надо было подняться на берег, достаточно высокий, не позволявший в половодье достигать воде огорода и дома. При этом вид на реку с дома был оглушительный, река просматривалась от начала села до конца. Противоположный берег был несколько ниже и весной его всегда заливало. Там располагалось пастбище, стояли небольшие хлева, построенные еще в дореволюционное время для летнего содержания крупного рогатого скота. Колхозное стадо пользоваться ими не могло - не тот простор. Во времена Хрущева на части пастбища организовали аэродром, принимавший легкие самолеты типа Ан-2 и У-2.

Путешествие в Кривушево

  По окончании шестого класса, в мае месяце, Михаил Васильевич Обрезков, муж тети Симы (сетры отца), предложил мне сплавать с ним до деревни Кривушево по его председательским делам (в это время он являлся председателем сельского Совета в Глотово, но райком имел намерение отправить его председателем этого удалённого от мира колхоза), совмещая приятное с полезным и пострелять черных уток на озере. Как пропустить такое путешествие? Я, не задумываясь, согласился, взял свое ружье, боеприпасы, хлеб, и мы поплыли. Мать нас благословила в дорогу. Места с низкими берегами залиты водой по самое некуда - простор захватывает дух. Кругом вода и вода. Мы плыли, не соблюдая фарватер реки, спрямляя путь, где можно и возможно.

  В результате двухдневный путь мы сократили на однодневный, к ночи были на месте и сразу включились в азартную охоту на черных уток. Основной поток перелетных птиц уже прошел, остались на озере только подранки. Охота на них представляла такой захватывающий азарт, что успокоение пришло лишь тогда, когда в моем патронташе не осталось патронов с легкими зарядами. Так и не добив ни одного подранка, мы пересекли озеро Кривушев-ты и начали входить к берегу деревни под одноименным названием.

  Около двадцати домов расположились в один ряд по линии берега: вода плескалась прямо под окнами, за домами сразу поднимались невысокие холмы, засеянные озимой рожью, далее простирался сине-зеленый лес, повторяющий очертания близлежащих холмов, превращаясь в дальнейшем в ровную линию.

  Знакомые Михаила Васильевича нас встретили со словами: «Опоздали вы с охотой. Сезон лёта уток прошел». Мы поблагодарили их, ответив, что не огорчены. «Знаем, знаем, что это не основное дело ваше», - сказал встречавший нас Федор Иванович.

  Михаил Васильевич имел желание познакомиться с делами отдаленного колхоза, куда его из села отправляли на «воеводство». За гостевым столом выпив пару рюмок белого вина (так на местном наречии называли водку), Михаил Васильевич подробно рассказал о наших промахах. Местные от души смеялись, и Федор Иванович сказал: - К вашему приходу, был бы жив Педь Вась Вань, царствие ему небесное, не осталось бы ни одного подранка. Он, покойный, тратил на одного подранка не более двух патронов.

  После первого выстрела он засекал одному ему известным способом время пребывания утки под водой, вторым выстрелом его добивал. Пока из наших никто его результатов не достиг. На второй день, пока Михаил Васильевич знакомился с делами колхоза, я заряжал патроны порохом и дробью, готовил наши боеприпасы. Михаил Васильевич пользовался большим авторитетом в нашем краю, всю войну партизанил в лесах Белоруссии, его постоянно приглашали в школы на встречи с учениками, где он делился впечатляющими событиями партизанской жизни, борьбы с немецкими карателями, предателями - местными полицаями, старостами. Приводил примеры мужественного отношения партизан, тяжести их пребывания в лесах, в окружении карательных кордонов. Рассказывал о жизни партизан в первую зиму, когда в лесу они оказались без теплых вещей и крыши над головой, когда их и местные жители воспринимали не очень доброжелательно. Только жестокая практика, проводимая немцами по отношению к местному населению, привела к восприятию партизан местным населением, как силы, способной препятствовать геноциду и дать соответствующий отпор и защиту от немцев.

  Немцы партизан воспринимали, как бандитов, и при попадании в плен без суда и следствия расстреливали. Партизаны отвечали тем же, кроме того, у них не было возможности содержать пленных. Для меня Михаил Васильевич являлся богатырем, героем, ничем не уступавшим персонажам книг Д.Медведева «Сильные духом», Вершигоры, Лунева и других авторов, писавших в то время о подвигах партизан. Уж одно пребывание в стане партизан приводило меня в состояние, вызывавшее величайшее восхищение легендарным человеком. В те времена не принято было хвастаться тем, что ты был на войне. Это считалось явлением обыденным, все воевали, все прошли эту тяжелейшую страду. Собрались в обратный путь под вечер, чтобы ночью поохотиться на зайцев. Ночи были светлые, чуть подернутые белесой пеленой.

  Плыли мы тихо, почти не пользовались веслами, только изредка Михаил Васильевич поправлял лодку веслом, направляя по течению реки. Я сидел на баке, спиной по направлению движения, Михаил Васильевич - на корме, управлял лодкой. Наши ружья были уложены вдоль бортов лодки таким образом, чтобы его можно было взять в руки за пару секунд. Внезапно он притих, очень тихо и осторожно положил весло в лодку, схватил ружье и выстрелил. Я только увидел тень подпрыгнувшего зайца. Пристали к берегу. Выпрыгнул с лодки, ловко подтянул её из воды на берег, и мы пошли смотреть наш трофей. Заяц лежал в том месте, где прыгнул и упал от смертельной раны. Осмотрев трофей, положили его в лодку. Перезарядили ружья на дробовые патроны. Так мы проплыли несколько километров, как Михаил Васильевич в точности повторил прием стрельбы на зайца. Только теперь он тихо начал высказываться «в бога мать».

Я только уловил, что жалеет, что не зарядил один из стволов пулей.

- Быстрей греби к берегу. Я стрелял в лося.

- Дробью?- удивляясь содеянному, спросил я. - Да, - ответил он, - не смел произвести перезарядку. Он бы обнаружил нас. Мы быстренько пристали к берегу, на мягкой сыроватой земле нашли глубоко затоптанные следы лося. Следы вели в сторону леса. Михаил Васильевич, чертыхаясь, говорил:

- Как я мог допустить такое безобразие. Ведь всегда в таких случаях один из стволов заряжаю пулей, «жиганом». Ай! Неладно вышло. Надеюсь, сильно я лося не повредил.

- Не знаю, может и так.

- Неладно вышло, - горестно и со злостью на себя приговаривал Михаил Васильевич. Так мы вошли в густой ивняк. Михаил Васильевич резко остановился, прислушиваясь. Я подошел к нему вплотную. Он зашипел, прося соблюдать тишину, сделал несколько шагов вперед, подозвал меня к себе поближе. Когда я приблизился, то увидел громадного лося, лежащего на земле между сломанными стеблями ивняка.

  Первая мысль, которая пришла мне в голову - наш лось, все же выстрел Михаила Васильевича достиг цели. Подойдя ближе, мы разуверились в своих догадках. Лось попал в петлю, кем-то поставленную на лосиной тропе. Он был еще теплый, но признаков жизни не подавал.

  - Какой же подлец поставил петлю? - вопрошал Михаил Васильевич. - Наверняка он его поставил зимой и давно забыл. Да, ладно, сделаем так. На скорую руку, пока мясо не испортилось, разделаем тушу, половину возьмем себе, остальное оставим в реке и сообщим Якову Мосееву (Мось Йогор Як). Это, я уверен, его рука, его петля. Он так всегда ставит. Я знаю.

  Мы довольно быстро управились с разделкой туши. Заднюю часть взяли и сложили на свою лодку. Переднюю часть утопили в реке, привязали к утопленному дереву так, чтобы можно было найти по оставленным приметам. К вечеру были на месте.

Морис ВУРДОВ.

(Продолжение следует).